воскресенье, 24 апреля 2011
Вот, хотела что-то запостить ради праздничка, но после прошедших служб (и перед теми, что ещё предстоят) совсем не в силах. Поэтому вспомнила про этот пост годичной давности. А чё? По контексту подходит, да и прошлое воспомянуть всегда приятно. В общем, поднимаю.
И с праздником всех)))
Итак, сёстры и братья, отец Северус уехал в отпуск в Антарктиду (из чистого упрямства. Видите ли, решил, что Канары или Карибы - это плоско и банально. А в Антарктиде как раз осень), поэтому сегодня воскресную проповедь буду говорить я, ваша мать-наместница.
Проповеди говорить я не умею, но отец-настоятель, отправляясь в своё экзотическое путешествие, снабдил меня некоторыми инструкциями *роется в карманах*... вот... где-то тут... ага! Итак, рекомендации отца Северуса, как надлежит читать проповеди.
*берёт лупу и читает по слогам:
читать дальше"Во-первых, от настоящей, правильной проповеди всем должно стать страшно и расхотелось жить на белом свете. Это главное. Ибо что наша жизнь - суета сует и томление духа. А стало быть, нефиг. Для пущей убедительности лучше всего взять пример из жизни. Лучше из собственной. Но про Конец Света всё-таки не забудьте напомнить...
Во-вторых, в проповеди надо обязательно заклеймить слушателей неисправимыми грешниками. И рассказать, что им за это будет. Увлекаться высоким богословием не нужно, всё должно быть предельно наглядно: вилы, сковородки, червь неусыпающий, скрежет зубовный и так далее. Напоследок можно упомянуть о райских кущах - чтобы грешники поняли, что им по-любому не светит.
В-третьих, в проповеди должна быть мораль. С моралью у вас, леди Морвен, плоховато, поэтому предлагаю следующие варианты:
"Пребудем же в уповании на милость Всевышнего. Хотя я бы на вашем месте губы не раскатывал(а)"
"Так возрадуемся же, возлюбленные! Хоть нам и не с чего, но в этом-то и фишка!"
Или, на худой конец:
"Тесен путь и узки врата, поэтому по одному и не толкаться! А то, вишь, ломанулись!"
Всё. В общем, выкручивайтесь, как знаете, а я полетел. С любовью, Обойдётесь. Просто Северус."
*мать-наместница благоговейно целует бумажку и прячет в карман.*
Уф, надеюсь, я всё запомнила и ничего не перепутаю. Значит, нужно: чтоб страшно, пример из собственной жизни, запугивание в простых выражениях и мораль... Главное - мораль не забыть... Ой. Ну, ладно. Деваться мне некуда, поэтому начинаю...
Итак, сёстры и братья, было это давно и неправда, нет, правда, было. В двенадцатилетнем возрасте вспыхнула во мне внезапно сугубая любовь к лошадям, так что, ни есть, ни спать было мне неможно от тоски по благородным сим созданиям. В тринадцать же лет, презрев девичью свою суть и нежный возраст, сказалась я шестнадцатилетнею, ибо выглядела не по своим годам, и обманом проникла на Центральный Московский Ипподром. Да не в безобидную Школу Верховой Езды, а в самый впертеп разврата - на рысачье тренотделение. Нравы там были вольные и для честной пионерки губительные и тлетворные. Ибо не уважали конюхи, а наипаче наездники и мастера Советскую власть и Коммунистическую партию, а порою и хулили бесстыдно, песни блатные слушали и суевериям различным предавались.
Впрочем, девочкам конюшенным до праздных сих удовольствий дела не было. Ибо с раннего утра до самого вечера слышали мы только: "То подай, это убери, запрягай, распрягай, сено раздай, конюшню подмети". Нам и бутерброд, из дому захваченный, съесть времени не было. Самый же тяжёлый день был у нас - воскресенье, ибо в день тот на ипподроме с полудня начинались бега, а летом скачки, и сами мы бегали по конюшне как заведённые.
Помнится, весной то случилось. Пришла я, по обычаю, рано утром на тренотделение, а с собой платок принесла - голову покрыть от пыли. Да с первых шагов закрутилась, про платок-то и позабыла. Известное дело: двадцать две головы (лошади, то бишь) в конюшне, а конюхов всего трое, вот и успевай, как хочешь. Вывели наездники в коридор жеребца запрягать, а мне держать его велели. Стою, держу. Кричат мне: "Девочка, проведи вперёд!" Я пару шагов сделала, жеребца под уздцы ведя, а ворота конюшенные открыты были.
Увидел жеребец ясное солнышко да зелёную весеннюю травку, заржал и с места на волю рванулся, недозапряжённый. Бежит, довольный, сзади качалка (повозка такая) из стороны в сторону вихляется, громыхает, испугался жеребец, ещё резвее припустил. Сзади, известное дело, наездники мне кричат "Держи! Мать..." И прочие безумные глаголы. А я что - я держу! Не то, чтобы смелая такая, а только со страху руки у меня замкнуло, пальцы разжать не могу. А затормозить - ноги до земли не достают. Ибо и нынче вешу я не более полусотни килограммов, а тогда и того меньше было, жеребец башку задрал, да и тащит меня на вожжах, как нефиг делать. Я, ему, конечно, мешалась, мотнул он башкой, я со всего маху в стенку впечаталась... Но не отцепилась, однако.
До ворот конюшенных недалече было, не более чем метров десять. Мне они, понятно, с километр показались, а что было бы, коли выпустила бы я жеребца - то неведомо. Лошади элитные, породистые, да и амуниция больших денег стоила. Покалечился бы конь, поломал бы качалку - трындец был бы, извините за выражение, но отец-настоятель сам велел без высокого богословия.
Конечно, паче был бы трындец, если бы я коню под копыта свалилась, однако в самый распоследний момент выскочил кто-то из сенника нам наперерез, заворотил коня. Я кое-как от вожжей отцепилась, на ноги резвые встала... Мда... подкашиваются ноги резвые, в очах ясных звёздочки прыгают - всё ж таки, нехило меня сволочь Набег (так коня звали) об стенку звезданул. Повернулась я, да тихенько-тихенько, по шажочку, обратно в конюшню направилась.
В конюшне-то противу дневного света темновато, а и то разглядела я, как из денников сотрудники спрятавшиеся от греха выползают - бледные, на женщинах лица нет. Спрашивают меня: "Ты как, нормально?", а я покамест и ответить не могу, занеже язык не ворочается. Иду я по коридору, аки трость, ветром колеблемая, да, сама не ведая, достаю из кармана позабытый платочек, да на голову себе ручонками дрожащими его повязываю.
У сотрудников, натурально, глаза с пять копеек (тогдашних) становятся. Говорят мне: "Эй, ты чё, а? В монашки что ль собралась сперепугу?" Я-то ничего не ответила, понеже (см. выше), а тут одна из конюхов молоденьких ахнула, охнула, да и молвит тихим этаким гласом: "Народ, так сегодня же Пасха!.. Христос воскресе!"
И тут я, хотя и была пионеркой правильной, ревностной, уста разомкнула, да и ляпнула "Воистину воскресе!", хотя до сих пор словес таковых и в жизни не произносила, а может, и не слыхивала.
Такая вот моя была первая Пасха. А уж спустя годика четыре, покрестившись, пришла я на клирос работать, но и лошадей не забывала, конечно, а случай этот всегда воспомянуть любила... Вот такая вам, друзья, нынче от меня проповедь. И страшная, и из жизни. Ах, да, и про Конец Света не забывайте, когда фанфики писать надумаете: макси-то особо не размахивайте, чтоб подписчиков не огорчить в случае чего...
*мать-наместница лезет за носовым платком, утирает слёзы умиления, но тотчас спохватывается.
Ох батюшки, а мораль-то, мораль забыла!.. Какая же из всего этого мораль?.. *долго думает, потом светлеет лицом.
А мораль из этого, сёстры и братья, самая простая: да не войдёт никто из вас в алхимическую лабораторию без косынки, зане да не упадёт ни един волос с главы вашей в котёл с Оборотным зельем!
Аминь.
-
-
25.04.2011 в 16:00Имела я счастье (аз мать благочинная - мать Тамара (нечасто, правда) тоже посещать конюшни, так как тянулась за Морвен, которая для меня была в данном случае примером - никогда ранее я не приближалась к лошадям более чем на километр. А тут... Морвен на конюшню и я за ней, не для контроля, разумеется, а по зову сердца. По мере сил моих я что-то там делала. Но вот однажды, не знаю до сих пор почему, мне приказали "поводить коняку на водилке". Водилка - это такая карусель с тросами, к одному из которых привязывают лошадь. Цель этих манипуляций - чтобы погонять застоявшуюся в стойле лошадку, такая, с позволения сказать, прогулочка на привязи по кругу. Естественно, лошадку кому-то надо держать за повод, чтобы она двигалась, а то сама не догадается. И вот этим "кем-то" почему-то стала я. Надо вам сказать, что живого весу во мне (Морвен вся в меня) было тоже не много. Лошади ( уже не помню я
как ее звали) видимо понравилась сия процедура и она ....разогнавшись как следует, понеслась ... Смутно помню только, что мои ноги уже не чувствовали земли и только ветер свистел в ушах. До сих пор помню это приятное ощущение.
мать-благочинная лезет за носовым платком, утирает слёзы умиления, но тотчас спохватывается.
-
-
25.04.2011 в 16:53-
-
25.04.2011 в 17:42-
-
25.04.2011 в 19:36