Одна маленькая рождественская история...

[Volkodav86]

Писалось на анонимный фест, поэтому выкладываю только сейчас. Массового признания автор, конечно, не получил, но на что мог рассчитывать скромный автор сневилла? Зато приобщил общественность к прекрасному (то есть к сневиллу).

Название: Счастливого Рождества, Невилл!
Автор: Мышка Нелетучая
Бета: Белка
Рейтинг: PG-13
Пейринг: НЛ, СС
Жанр: Romance
Тип: джен
Размер: мини
Статус: закончен
Отказ: Я не я, и история не моя.
Аннотация: Невилл Лонгботтом терпеть не может Рождество. Можно ли это как-то изменить?
Предупреждения: Написано на Фест "Рождественские традиции" СФ. Тема: "Семейное празднование", используемая традиция "Письмо Санте".

Comments

[Volkodav86]

С детства не люблю Рождество. Просто-таки терпеть не могу.

Каждый год все было одинаково. За три дня до Рождества бабушка доставала ящик с игрушками и заставляла меня наряжать елку. Предполагалось, что я должен получать от этого действа удовольствие. На самом деле я ненавидел наряжать елку. Одна или две игрушки обязательно выскальзывали из моих рук, падали и разбивались. Бабушка ругалась и заставляла меня собирать осколки, хотя я знаю, что можно было просто воспользоваться Reparo. Каждый раз она говорила, какие игрушки нужно вешать и сколько. И ей никогда не было дела, что я хочу нарядить елку по-своему. Например, повесить вот того смешного Щелкунчика, которого бабушка находила страшным и совсем не подходящим к празднику. Или нарядить елку шарами и гирляндами одного цвета, как это делали владельцы маленьких магазинчиков в Косом переулке.

За день до Рождества бабушка заставляла меня как следует причесаться, надеть все самое нарядное, и мы отправлялись в Мунго, навещать моих родителей. И эту традицию я тоже ненавидел. Я знаю, мне должно быть стыдно за это, но это правда. Когда у всех моих ровесников уже было праздничное настроение, они помогали родителям печь рождественское печенье, вместе украшали дом и гадали, какие подарки найдут в рождественское утро под елкой, я сидел на жестком деревянном стуле в окружении идеально белых стен. И смотрел, как мой папа ложкой, потому что вилка – это слишком опасно, ковыряет рождественский пудинг, принесенный бабушкой. А мама, смотря куда-то мимо меня, совала мне фантики от конфет. И мне хотелось выть от тоски и отчаяния. И никакого праздничного настроения не было и в помине.

В Сочельник у нас всегда собирались бабушкины подруги. Они чинно усаживались за столом, вели «светские беседы», обязательно интересовались у бабушки здоровьем моих родителей. И бабушка обязательно рассказывала, каким замечательным аврором был мой папа. Про маму она почему-то ничего не говорила. И разговор неизбежно скатывался к тому, что я совсем не похож на своих родителей. Я сидел за столом с идеально прямой спиной, не болтал ногами, пользовался ножом и вилкой, давился этим чертовым рождественским гусем и ждал, когда можно будет пойти спать. Чтобы утром подойти в елке и найти под ней коробку с каким-нибудь очень полезным подарком, который еще раз подчеркнет, какой я бестолковый. Напоминалку там, например, или умную книгу, в которой я не пойму ни строчки. Когда мне было шесть лет, бабушка подарила мне огромный фолиант «Древнейшие Британские Магические Династии», в которой отдельная глава была посвящена роду Лонгботтомов. Книга открывалась, только если произнести длиннющую латинскую фразу. Эту фразу бабушка написала на рождественской открытке и положила рядом с книгой. К слову, я тогда только научился читать по-английски и читал по слогам.

Даже когда я поступил в Хогвартс, ничего не изменилось. Праздничный прощальный ужин в Большом Зале перед каникулами не был для меня праздничным, потому что я знал, что завтра я уеду домой. И будет опять елка, опять Мунго, ужин и полезный подарок. Каждый год я просил бабушку оставить меня на Рождество в Хогвартсе. И каждый раз получал отказ.

Я забыл рассказать еще про одну рождественскую традицию. Ее я, пожалуй, не ненавидел. Я в нее верил. Раньше. Каждый год я писал письмо Санте. Знаю, это глупо, волшебники не должны верить в Санту. Но мне так упорно внушали, что я и не волшебник вовсе, что я верил. И писал, у себя в комнате, ночью, чтобы бабушка не видела. И отправлял тайком.

Сначала я просил у Санты, чтобы мои родители выздоровели. Но одно Рождество сменялось другим, и мое желание не исполнялось. Когда я поступил в Хогвартс, я стал просить у Санты сделать так, чтобы бабушка перестала мной командовать. Чтобы я побыстрее стал взрослым, чтобы мог остаться в Хогвартсе на Рождество. Это такая глупость, я знаю. На третьем курсе я уже не верил во всю эту чепуху и ничего не писал. И бабушку ни о чем не просил. Я уже понимал, что могу сказать «нет» и остаться в школе. Но теперь мне было совестно. Ведь она совсем одна, я единственный родной человек, который у нее остался (вменяемый, я имею в виду). И если я останусь в школе, как она будет праздновать Рождество? И я отправлялся домой, и наряжал эту чертову елку, и делал вид, что радуюсь подаркам. И ненавидел Рождество.

А потом была война. И наше противостояние. И то ужасное лето, когда мы пытались восстановить разрушенный замок. И не менее ужасная осень, холодная и мокрая, как назло. Для Армии Дамблдора война продолжалась – война с разрухой, с общественным мнением, согласно которому детей нельзя было отправлять в Хогвартс, ведь там больше не безопасно, да и учителей не хватает. Война с самими собой, со своей памятью, со снами, в которых приходят призраки погибших друзей, война с неотвратимо надвигающейся депрессией. Мы – это я, Джинни, Симус, Гарри, Гермиона, Рон, Луна - остались в школе. Мы заменяли преподавателей, где могли, и работали старостами, садовниками, домовыми эльфами. Мы разбирали завалы и заделывали постоянно появляющиеся дырки в магической защите замка, растапливали камины и мирили малышей. Наверное, школа могла обойтись и без нас, раньше же обходилась. Но мы не могли обойтись без школы.

А еще у меня был он. Призрак директора школы, как его называли за глаза. Я когда услышал, чуть не придушил сказавшего это. Да, он был похож на призрака. Всегда хранящий молчание, бесшумно передвигающийся, хотя ходил он теперь с тростью и Мерлин его знает, как ему удавалось не издавать при ходьбе ни звука, закутанный в свою мантию как в кокон. Он вышел из комы еще летом, а к началу учебного года уже встал. И первого сентября занял место директора школы. Даже вел уроки по зельям, хотя почти не говорил (все считали, что он вообще не говорит, только я знал, что он может шипеть, только ему больно). Писал рецепты и указания на доске, ходил по рядам и проверял. Мимика у него богатая, легко понять по выражению лица, снимут с тебя сейчас баллы или ты все же сварил что-то приличное. Я старался ему ассистировать, когда у меня самого не было занятий по Гербологии. Да, я знаю, это смешно, Невилл Лонгботтом ассистент профессора Снейпа. Но он почему-то не смеялся. По крайней мере, раздавать ингредиенты и рявкать на расшалившихся малышей я годился.

[Volkodav86]

Как-то само собой получилось, что к Рождеству все воспринимали меня как правую руку директора Снейпа, его неизменного спутника и помощника, а заодно и его голос. Легилименцию я не освоил, но понимать его желания и чувства научился.

В этом году у меня появился повод не отмечать Рождество дома. Меня оправдывало то, что профессору Снейпу я был нужнее, чем бабушке. Бабушка хоть и пожилой человек, но все еще здоровая и полная сил волшебница. А Северуса вряд ли кто-нибудь бы назвал здоровым и полным сил. Я просто не мог оставить его здесь, в замке, где все смотрят на него со смесью жалости и страха и зовут Призраком директора. Я вообще не мог его оставить, потому что кто будет следить, чтобы он вовремя пил свои зелья? Кто будет топить камин в его комнатах в два раза сильнее, чем положено, потому что он все время мерзнет? Кто будет ставить на ночь на его тумбочку у кровати стакан молока и подогревать его заклинанием, когда он проснется от очередного приступа кашля?

Как странно, моя мечта – остаться в Хогвартсе на Рождество – наконец-то исполнилась. Но я совсем не рад. Более того, я вообще забыл про Рождество. И вспомнил только когда увидел Хагрида, наряжающего елку в Большом зале. Спохватился, написал письмо бабушке. Сказал, что не приеду в этом году.

На прощальном ужине Северус как обычно почти ничего не ел. Это беда какая-то. Дурацкая школьная традиция есть вместе с учениками. Ему трудно глотать, он старается все резать мелкими кусочками и запивает большим количеством жидкости. И думает, что все это замечают и следят за ним. Поэтому из Большого зала обычно уходит голодным, а потом нормально ест уже в своих комнатах.

Когда ужин наконец-то завершился, я от имени директора пожелал всем ученикам счастливого Рождества и отпустил на каникулы. В этом году разъехались почти все, в том числе преподаватели. В школе остались только МакГонагалл, Хагрид и Филч. Армия Дамблдора хотела остаться, но я не позволил. К чему это дурацкое самопожертвование? Каждого из них ждали их семьи.

А моя семья здесь. Я понял это в Сочельник. Я нарядил маленькую елочку в его (ладно, наших) комнатах. Сам нарядил, так, как всегда хотел. Игрушек у него, конечно же, не было, но пришла МакГонагалл и принесла коробку фигурного шотландского печенья. Из печенья получилось отличное украшение. Не знаю, зачем я рассказал ей про Щелкунчика, пока развешивал фигурки, и она трансфигурировала мне точно такого же, какой был у бабушки, из какой-то склянки Северуса. Я повесил Щелкунчика на самое видное место. Свечи для елки у Северуса, как ни странно, нашлись. Он придирчиво осмотрел наше творение и сам их принес. Молча вручил мне и демонстративно уселся в кресло у камина, наблюдать. Из чего я сделал вывод, что он не против елки.

В Большой зал мы не пошли. Хагрид отмечал в своей восстановленной хижине, с Клыком и ведром Огневиски. Филч в своей каморке с миссис Норрис. А МакГонагалл осталась у нас. Праздничный стол тоже не накрывали, ограничились рождественским пудингом и глинтвейном. Пудинг принесла МакГонагалл, это был настоящий шотландский пудинг, ей прислала его сестра к празднику. Огромный, тяжелый и очень сладкий, с огромным количеством орехов и сухофруктов. А глинтвейн сварил Северус, и сладким он не был. Пряным, терпким, слишком крепким для глинтвейна. Но непередаваемо вкусным.
МакГонагалл Северус, к счастью, не стеснялся. И мы ели пудинг, запивали его глинтвейном, любовались елкой и ждали, когда наступит Рождество.

Часы на каминной полке показывали половину четвертого утра, когда я отвел профессора спать. МакГонагалл уже давно дремала в кресле, и последний час мы с Северусом сидели в тишине, нарушаемой только потрескиванием огня в камине. Укрыв Северуса одеялом и прислонив его трость к тумбочке в изголовье, я собрался было уже ложиться сам, как вдруг вспомнил еще об одном деле. Нужно написать письмо Санте. Нет, просить я уже больше ни о чем не буду. Просто поблагодарю за то, что моя мечта о счастливом Рождестве наконец-то сбылась.

[horse-patronus]

Volkodav86, спасибо вам большое! Не страшно, не ангстово. Верится, что дальше всё будет хорошо. Очень рада за Северуса и Невилла.

[Морвен, мать-наместница]

!!!

[Гость]

Ооо, продолжения!!!

[Фелисия]

Уютная история

[Франческа-Мария, сестра милосердия]

Замечательный фик! Прописаны так хорошо и Невилл и Северус! Краткость - сестра таланта!
Очень-очень понравилось! Впрочем, я и не сомневалась, что мне понравится, когда увидела, кто автор!))

[Volkodav86]

Спасибо! Очень приятно Сочи попеременно засыпает снегом и заливает дождем, холодно и тоскливо. Ваши отзывы сразу согрели и подняли настроение.

Морвен, мать-наместница, а тяга издеваться над профессором, чтобы потом его жалеть, однако, заразна!

[Вероника, сестра -странница]

Volkodav86, Очень тепло и уютно получилось. И на творчество вдохновляет...

[Гость]

Самое интересное то, что сама история очень органично вписывается в цикл "Ненаписанного", где-то перед последней частью

[Volkodav86]

Гость, угу, я не только интеллектуальную собственность мамы Ро, но и нашей матери-наместницы нагло эксплуатирую