Утро следующего дня ознаменовалось парой сотен разбитых предметов столовой сервировки и тремя сотрясениями мозга: почтовые совы сроду не отличались меткостью, а Великая Книга доктора Крейзи являлась таковой не только по своим литературным достоинствам, но и по весу. За прошедшую ночь Ксенофилиус Лавгуд, имевший эксклюзивное право за издание этого научного труда, разбогател на пару тысяч галлеонов: книгу заказали не только поголовно все гриффиндорцы, но и изрядная часть студентов прочих факультетов, поскольку профессор Снейп, всегда отличавшийся педантичным стремлением к совершенству, умудрился перевыполнить своё домашнее задание раз, наверное, в двадцать.
Ближе к обеду о возможности приобретения «Альтернативной вселенной» всерьёз задумались остальные учащиеся и изрядная часть преподавателей Хогвартса. Ибо скрупулёзный профессор уже успел довести свежеприобретённый навык до автоматизма, вследствие чего «робкая, застенчивая улыбка» появлялась на его бледном от усталости лице всякий раз, когда к нему кто-нибудь обращался, здоровался или просто случайно наступал на ногу в тесном коридоре. Вкупе с причёской – как выяснилось, в вымытом состоянии ещё недостаточно отросшие волосы профессора имели очаровательную способность пушиться, подобно цветку одуванчика – это производило на окружающих воздействие, близкое к действию заклинания «Ступефай», с той лишь разницей, что для снятия с пострадавшего эффекта остолбенения требовалось не контрзаклятие, а нашатырный спирт или иная спиртосодержащая жидкость повышенной крепости (например, огневиски). Впрочем, второй метод профилактики и лечения нервного расстройства был доступен только педагогическому составу, студентам же приходилось мужественно ползти в Больничное крыло.
В силу уже известных читателю поворотов данного (непредсказуемого даже для автора) сюжета, единственными не поддавшимися панике персонажами оставались Гарри, Джинни и Рон. Сидя в полупустом классе Заклинаний (больше половины однокурсников стояли в очереди к мадам Помфри) и старательно конспектируя невнятную, но увлекательную лекцию пьяного в дым профессора Флитвика о том, как однажды он, выпив лишнего в прелестной компании Минни, Поппи, Помпи (Помона Спраут), Роззи (проф. Синистра), Бетти (проф. Вектор), Сибби (ясно, кто; профессор Трелони и сама не дура была заложить за воротник, впрочем, на той вечеринке в маггловском караоке-баре все были хороши)… Что, опять слишком длинное предложение получается? Ладно, сократим. Короче, наши друзья, изредка отвлекаясь от ностальгического бормотания лектора, озабоченно вздыхали: а как там себя чувствуют Невилл с Гермионой?
Невилл, в отличие от Гермионы, чувствовал себя прекрасно. К полудню они допели все наиболее популярные оперные арии и перешли к оперным дуэтам. Коварное зелье, состряпанное суровыми средневековыми (вернее, эпохи Раннего Возрождения) алхимиками диктовало не только репертуар, но и мизансцены для его исполнения. В результате НЛ (Нежный Любовник) и ГГ (Главная Героиня) стояли на одной из прикроватных тумбочек, пылко обнявшись, но при этом отвернувшись друг от друга подобно супругам с тридцатилетним стажем осточертевшей обоим семейной жизни.
Это зрелище, само собой разумеется, настолько восхищало многочисленных пациентов, что они, едва войдя в палату, так и норовили хлопнуться в обморок повторно. Впрочем, получив первую помощь, большинство из них вдруг необъяснимым образом успокаивалось и даже усаживалось на полу поудобнее, чтобы насладиться концертом.
- А знаете, - мечтательно произнёс какой-то уже испытавший спасительный катарсис третьекурсник, прижав к себе книгу доктора Крейзи и нежно поглаживая новенькую обложку, - однажды, в прошлой жизни, я побывал в Ковент-Гарден… И с тех пор меня мучал вопрос: почему все оперные певцы такие старые, толстые и, объясняясь в любви, не смотрят друг на друга? Теперь этот вопрос меня уже не мучает, меня теперь уже вообще ничто не мучает, но всё равно интересно…
Ни мадам Помфри, ни миссис Саншайн не имели ни времени, ни сил, чтобы ответить на его вопрос, ибо уже просто валились с ног от усталости. Да и вряд ли они были в курсе. Поэтому, делать нечего, я отвечу на него сама. Во-первых, нефиг: вот я, например, не толстая. Да и не очень-то старая, уж если на то пошло. А друг на друга мы не смотрим, потому что мы смотрим на дирижёра… Ах, выбиваюсь из стиля повествования?! Это фанфикшен, здесь всё можно! Скажите спасибо, что у меня тут не профессор Снейп на тумбочке соловьём заливается. А, между прочим, имею полное право. У других авторов он и картины пишет, и на рояле играет, и танго танцует – это уж кто что лучше умеет. Одна я до сих пор никак не проявила своей профессиональной принадлежности... Кстати, о профессоре.
- Северус, мы скоро тут все сойдём с ума, – несколько запоздало опасалась Минерва МакГонагалл, входя в лазарет следом за улыбающимся Снейпом. При первых звуках божественного дуэта его робкая улыбка приобрела несколько страдальческий вид, но на лице всё-таки каким-то чудом удержалась. – Прошу прощения, что мне пришлось вас побеспокоить. Но Гораций внимательно изучил рецепт этого проклятого зелья и сказал, что оно ни в коем случае не должно было давать такого эффекта. Максимум – гипертрофию голосовых данных, но никак не принудительное звукоизвлечение! К сожалению, профессор Слагхорн сказал, что вряд ли сможет оказать какую-то практическую помощь…
Директриса протянула профессору конфискованный у Гермионы антикварный алхимический трактат, в который Снейп уткнулся столь заинтересованно, что чуть было не сел мимо кровати.
- Осталось выяснить, для чего мисс Грейнджер потребовалось производить над собой столь рискованные эксперименты, - вздохнула пробегавшая мимо мадам Помфри, и благородный план избавления профессора Снейпа от ужасной участи лишиться почётного учительского звания и обзавестись в результате частной зельеварческой практики презренным, хотя и значительным материальным благосостоянием, повис на волоске.
Положение спас Рональд Уизли, весьма кстати явившийся навестить невесту и услышавший последнюю фразу. А заодно заметивший тень подозрения, появившийся на лице директрисы.
- Это моя вина! – завопил Рон, внезапно проявив в общем-то нехарактерную для себя способность быстро ориентироваться в текущей обстановке. – Любимая! – продолжал он, подбежав к тумбочке, пав на колени и простирая руки к старательно вокализирующей сквозь слёзы Гермионе. – Прости меня! Прости меня за то, что я достал тебя разговорами о том, как моя мама обожает Селестину Уорлок! Понимаете, - обернулся он к слушателям, - моя будущая жена так меня любит, что хотела во чтобы то ни стало угодить своей будущей свекрови! И поэтому она решилась на такой отчаянный шаг, а я не смог отговорить её…
Он собирался добавить что-то ещё, но ему помешал Невилл, внезапно сменивший характер исполняемой музыки. Посмотрев на Рона и грозно насупившись, он разомкнул нежные объятия и, грубо схватив партнёршу за плечи, проревел нечто до крайности ревнивое.
- Ох, Северус, поторопитесь, пожалуйста! – жалобно промолвила директриса. – Лонгботтом, кажется, перевоплотился в Отелло. Не дай Бог, он допоёт до финала!..
Все находившиеся в палате замерли от испуга. Что и говорить, Невиллова трактовка образа грозного мавра хоть и не отличалась большой художественной ценностью (а разве что изрядной громкостью), но, тем не менее, была весьма реалистична. Это давало все основания предполагать, что участь Дездемоны окажется в точности такой, какую предусматривало либретто.
Профессор Снейп, не отрывая жадного взора от выцветших рукописных строк, вынул волшебную палочку и нетерпеливо махнул ею в сторону надрывающейся на тумбочке пары. В результате этого нехитрого действия, до которого почему-то больше никто не додумался, Невилла буквально отбросило от Гермионы на ближайшую койку и для верности прикрутило к ней прочными эластичными бинтами.
- Цыц! – прикрикнула на них директриса. – Профессор Снейп думает!
- Минерва, а, может быть, Северусу будет удобнее думать где-нибудь в другом месте? – с сомнением произнесла мадам Помфри. Вернее, конечно, не произнесла, а проорала, тщетно пытаясь перекрыть вопящих солистов. Ибо иммобилизация одного из них отнюдь не привела к завершению концерта. – А то здесь шумновато!
Но профессору, похоже, было всё равно. Он погрузился в любимое занятие с такой самоотдачей, что вскоре внимание всех без исключения зрителей переместилось с Гермионы и Невилла на его скромную персону. Ибо, хотя подавляющее большинство присутствующих многократно наблюдало профессора на уроке, но никто не видел его, охваченного вдохновением научного труда. А между тем, тут было на что посмотреть.
Сначала профессор Снейп просто сидел на койке и читал. Потом профессор, скинув туфли, сидел на койке по-турецки и читал. Потом он лежал на животе, положив ноги на подушку, и читал. Потом мадам Помфри принесла на подносе обед. Пока они с МакГонагалл вздыхали о том, что Северус так плохо кушает и его снова придётся заставлять, профессор, не отрываясь от чтения, протянул руку и рассеянно взял с подноса бутерброд. Съев не меньше дюжины и выпив пару пинт тыквенного сока, профессор сотворил из воздуха толстую стопку чистого пергамента и перо.
Часа через три Гермионина теория о том, что Зельеварение как наука целиком заждется на практических опытах и не может существовать вне лаборатории, потерпела сокрушительный крах. Возможно, раньше это обстоятельство весьма огорчило бы гриффиндорскую отличницу (а Невилла, наоборот, порадовало бы), но сейчас обоим было не до того: у Гермионы было плохое настроение, которое уже просто не могло стать ещё хуже, а Невилл старательно вживался в роль Настоящего Человека из одноимённого произведения никому здесь неизвестного русского композитора Sergey Prokofyeff, ибо то была одна из крайне немногочисленных в оперном жанре лежачих партий.
Поэтому оба пропустили тот момент, когда профессор выбрался из бумажного сугроба, в который превратилась его кровать и её окрестности, победоносно потрясая пачкой тесно исписанных листков.
Надо сказать, что к этому времени посмотреть на работу молодого (сравнительно с остальными, да и вообще, подумаешь, всего тридцать восемь лет!) светоча алхимии собрался весь преподавательский штат.
Подумаешь, открыл Америку! Нормальным людям это стало ясно ещё в шестой части Семикнижья.
Профессора заинтересованно сунулись поближе.
- Смотрите! – воскликнул Слагхорн, тыча толстым пальцем в мелкие Снейповские строчки. – В этом заклинании в одном из слов стояла не та буква! Следовало читать не «alma», а «alba»! Какой, однако, хитроумный метод защиты копирайта! Я, конечно, слыхал об изощрённом коварстве старинных итальянских зельеваров, но столкнуться воочию…
- Это всё замечательно, - нетерпеливо прокричала директриса, - Северус нашёл причину. А он случайно не знает, как теперь бороться с последствиями?
Все посмотрели на Снейпа, который, приосанившись, наконец-то перестал улыбаться робко и застенчиво и усмехнулся вполне по-снейповски: холодно и надменно.
………………………………………………………………………………………………………………
- Гермиона! Любимая! Красавица, богиня, ангел! Пощади! Смилуйся! Давай лучше на кошках!
- Перестань психовать. Гарри, подержи его. Вот так. Джинни, давай раствор.
- О, мама мия… прощайте…
- Гарри, клади Рона на диван. Вот так, пусть отдохнёт немного. Ну, и ещё раз за здоровье профессора!..
Бесстрашная староста Гриффиндора отсалютовала друзьям стаканом, в который Джинни только что добавила три капли исправленного зелья. Одним глотком осушив ёмкость, Гермиона внимательно прислушалась к внутренним ощущениям.
- Ну как? – спросили друзья.
- Да никак, - пожала плечами Гермиона; «никак» получился что надо: стакан от резонанса разлетелся вдребезги, со стены упали два гобелена, Гарри, Джинни и Невилла опрокинуло ударной волной, а Рон очнулся.
- Я говорил! Я предупреждал! Меня не слушали!..
- Джинни, давай раствор! – крикнул Гарри.
Джинни торопливо сунула подруге склянку с изобретённым профессором Снейпом нейтрализующим зельем, которое так помогло в прошлый раз, и остатки которого Гермиона предусмотрительно стянула у мадам Помфри.
- Прекрасно, - резюмировала Гермиона уже нормальным голосом. – Испытания завершились благополучно. Можно приступать к основному плану.
- Мама, роди меня обратно! – простонал Рон.
А с той стороны дверного проёма доносились жалобные вопли Полной Дамы, которой простодушный Невилл уже проболтался о коварном зелье «Bella voce»:
- Ну пожалуйста! Ну что вам стоит?! Ну, брызните им на меня! Ну, хоть капельку! Я тоже хочу так петь!!!
Ничего себе... никогда бы не подумала, что в опере есть лежачие партии=) Профессор становится местами похож на себя, видимо есть шанс, что он в ближайшее время наведет порядок в этом магическом филиале бедлама?
Счастлив, кто падает вниз головой: Мир для него хоть на миг - а иной (с)
Кстати, лежать животом на диване, закинув ноги на подушку - моя любимая поза при чтении)))) Правильно, пусть профессор немного расслабится, а уж потом покажет всем *вырезано цензурой*. Я имела ввиду цензурное выражение, но англичане бы его все равно не поняли. Последняя строка о профессоре меня особенно порадовала, ибо согласна с предыдущим оратором - пора прекращать этот бедлам)))))
Морвен, мать-наместница Понравилось очень! Как я соскучилась по надменной и холодной усмешке профессора! Я только хотела спросить, когда прода, и ты тут как тут! Спасибо!
София, сестра-наставница Тоже рада, что ты вернулась! Прости, твою проду прочту чуть попозже.)))
Утро следующего дня ознаменовалось парой сотен разбитых предметов столовой сервировки и тремя сотрясениями мозга: почтовые совы сроду не отличались меткостью, а Великая Книга доктора Крейзи являлась таковой не только по своим литературным достоинствам, но и по весу. За прошедшую ночь Ксенофилиус Лавгуд, имевший эксклюзивное право за издание этого научного труда, разбогател на пару тысяч галлеонов: книгу заказали не только поголовно все гриффиндорцы, но и изрядная часть студентов прочих факультетов, поскольку профессор Снейп, всегда отличавшийся педантичным стремлением к совершенству, умудрился перевыполнить своё домашнее задание раз, наверное, в двадцать.
Ближе к обеду о возможности приобретения «Альтернативной вселенной» всерьёз задумались остальные учащиеся и изрядная часть преподавателей Хогвартса. Ибо скрупулёзный профессор уже успел довести свежеприобретённый навык до автоматизма, вследствие чего «робкая, застенчивая улыбка» появлялась на его бледном от усталости лице всякий раз, когда к нему кто-нибудь обращался, здоровался или просто случайно наступал на ногу в тесном коридоре. Вкупе с причёской – как выяснилось, в вымытом состоянии ещё недостаточно отросшие волосы профессора имели очаровательную способность пушиться, подобно цветку одуванчика – это производило на окружающих воздействие, близкое к действию заклинания «Ступефай», с той лишь разницей, что для снятия с пострадавшего эффекта остолбенения требовалось не контрзаклятие, а нашатырный спирт или иная спиртосодержащая жидкость повышенной крепости (например, огневиски). Впрочем, второй метод профилактики и лечения нервного расстройства был доступен только педагогическому составу, студентам же приходилось мужественно ползти в Больничное крыло.
В силу уже известных читателю поворотов данного (непредсказуемого даже для автора) сюжета, единственными не поддавшимися панике персонажами оставались Гарри, Джинни и Рон. Сидя в полупустом классе Заклинаний (больше половины однокурсников стояли в очереди к мадам Помфри) и старательно конспектируя невнятную, но увлекательную лекцию пьяного в дым профессора Флитвика о том, как однажды он, выпив лишнего в прелестной компании Минни, Поппи, Помпи (Помона Спраут), Роззи (проф. Синистра), Бетти (проф. Вектор), Сибби (ясно, кто; профессор Трелони и сама не дура была заложить за воротник, впрочем, на той вечеринке в маггловском караоке-баре все были хороши)… Что, опять слишком длинное предложение получается? Ладно, сократим. Короче, наши друзья, изредка отвлекаясь от ностальгического бормотания лектора, озабоченно вздыхали: а как там себя чувствуют Невилл с Гермионой?
Невилл, в отличие от Гермионы, чувствовал себя прекрасно. К полудню они допели все наиболее популярные оперные арии и перешли к оперным дуэтам. Коварное зелье, состряпанное суровыми средневековыми (вернее, эпохи Раннего Возрождения) алхимиками диктовало не только репертуар, но и мизансцены для его исполнения. В результате НЛ (Нежный Любовник) и ГГ (Главная Героиня) стояли на одной из прикроватных тумбочек, пылко обнявшись, но при этом отвернувшись друг от друга подобно супругам с тридцатилетним стажем осточертевшей обоим семейной жизни.
Это зрелище, само собой разумеется, настолько восхищало многочисленных пациентов, что они, едва войдя в палату, так и норовили хлопнуться в обморок повторно. Впрочем, получив первую помощь, большинство из них вдруг необъяснимым образом успокаивалось и даже усаживалось на полу поудобнее, чтобы насладиться концертом.
- А знаете, - мечтательно произнёс какой-то уже испытавший спасительный катарсис третьекурсник, прижав к себе книгу доктора Крейзи и нежно поглаживая новенькую обложку, - однажды, в прошлой жизни, я побывал в Ковент-Гарден… И с тех пор меня мучал вопрос: почему все оперные певцы такие старые, толстые и, объясняясь в любви, не смотрят друг на друга? Теперь этот вопрос меня уже не мучает, меня теперь уже вообще ничто не мучает, но всё равно интересно…
Ни мадам Помфри, ни миссис Саншайн не имели ни времени, ни сил, чтобы ответить на его вопрос, ибо уже просто валились с ног от усталости. Да и вряд ли они были в курсе. Поэтому, делать нечего, я отвечу на него сама. Во-первых, нефиг: вот я, например, не толстая. Да и не очень-то старая, уж если на то пошло. А друг на друга мы не смотрим, потому что мы смотрим на дирижёра… Ах, выбиваюсь из стиля повествования?! Это фанфикшен, здесь всё можно! Скажите спасибо, что у меня тут не профессор Снейп на тумбочке соловьём заливается. А, между прочим, имею полное право. У других авторов он и картины пишет, и на рояле играет, и танго танцует – это уж кто что лучше умеет. Одна я до сих пор никак не проявила своей профессиональной принадлежности... Кстати, о профессоре.
- Северус, мы скоро тут все сойдём с ума, – несколько запоздало опасалась Минерва МакГонагалл, входя в лазарет следом за улыбающимся Снейпом. При первых звуках божественного дуэта его робкая улыбка приобрела несколько страдальческий вид, но на лице всё-таки каким-то чудом удержалась. – Прошу прощения, что мне пришлось вас побеспокоить. Но Гораций внимательно изучил рецепт этого проклятого зелья и сказал, что оно ни в коем случае не должно было давать такого эффекта. Максимум – гипертрофию голосовых данных, но никак не принудительное звукоизвлечение! К сожалению, профессор Слагхорн сказал, что вряд ли сможет оказать какую-то практическую помощь…
Директриса протянула профессору конфискованный у Гермионы антикварный алхимический трактат, в который Снейп уткнулся столь заинтересованно, что чуть было не сел мимо кровати.
- Осталось выяснить, для чего мисс Грейнджер потребовалось производить над собой столь рискованные эксперименты, - вздохнула пробегавшая мимо мадам Помфри, и благородный план избавления профессора Снейпа от ужасной участи лишиться почётного учительского звания и обзавестись в результате частной зельеварческой практики презренным, хотя и значительным материальным благосостоянием, повис на волоске.
Положение спас Рональд Уизли, весьма кстати явившийся навестить невесту и услышавший последнюю фразу. А заодно заметивший тень подозрения, появившийся на лице директрисы.
- Это моя вина! – завопил Рон, внезапно проявив в общем-то нехарактерную для себя способность быстро ориентироваться в текущей обстановке. – Любимая! – продолжал он, подбежав к тумбочке, пав на колени и простирая руки к старательно вокализирующей сквозь слёзы Гермионе. – Прости меня! Прости меня за то, что я достал тебя разговорами о том, как моя мама обожает Селестину Уорлок! Понимаете, - обернулся он к слушателям, - моя будущая жена так меня любит, что хотела во чтобы то ни стало угодить своей будущей свекрови! И поэтому она решилась на такой отчаянный шаг, а я не смог отговорить её…
Он собирался добавить что-то ещё, но ему помешал Невилл, внезапно сменивший характер исполняемой музыки. Посмотрев на Рона и грозно насупившись, он разомкнул нежные объятия и, грубо схватив партнёршу за плечи, проревел нечто до крайности ревнивое.
- Ох, Северус, поторопитесь, пожалуйста! – жалобно промолвила директриса. – Лонгботтом, кажется, перевоплотился в Отелло. Не дай Бог, он допоёт до финала!..
Все находившиеся в палате замерли от испуга. Что и говорить, Невиллова трактовка образа грозного мавра хоть и не отличалась большой художественной ценностью (а разве что изрядной громкостью), но, тем не менее, была весьма реалистична. Это давало все основания предполагать, что участь Дездемоны окажется в точности такой, какую предусматривало либретто.
- О, Мерлин, бедная девочка! – побледнела мадам Помфри.
Профессор Снейп, не отрывая жадного взора от выцветших рукописных строк, вынул волшебную палочку и нетерпеливо махнул ею в сторону надрывающейся на тумбочке пары. В результате этого нехитрого действия, до которого почему-то больше никто не додумался, Невилла буквально отбросило от Гермионы на ближайшую койку и для верности прикрутило к ней прочными эластичными бинтами.
- Браво! – бурно зааплодировали лежащие в партере зрители. – Бис!
- Цыц! – прикрикнула на них директриса. – Профессор Снейп думает!
- Минерва, а, может быть, Северусу будет удобнее думать где-нибудь в другом месте? – с сомнением произнесла мадам Помфри. Вернее, конечно, не произнесла, а проорала, тщетно пытаясь перекрыть вопящих солистов. Ибо иммобилизация одного из них отнюдь не привела к завершению концерта. – А то здесь шумновато!
Но профессору, похоже, было всё равно. Он погрузился в любимое занятие с такой самоотдачей, что вскоре внимание всех без исключения зрителей переместилось с Гермионы и Невилла на его скромную персону. Ибо, хотя подавляющее большинство присутствующих многократно наблюдало профессора на уроке, но никто не видел его, охваченного вдохновением научного труда. А между тем, тут было на что посмотреть.
Часа через три Гермионина теория о том, что Зельеварение как наука целиком заждется на практических опытах и не может существовать вне лаборатории, потерпела сокрушительный крах. Возможно, раньше это обстоятельство весьма огорчило бы гриффиндорскую отличницу (а Невилла, наоборот, порадовало бы), но сейчас обоим было не до того: у Гермионы было плохое настроение, которое уже просто не могло стать ещё хуже, а Невилл старательно вживался в роль Настоящего Человека из одноимённого произведения никому здесь неизвестного русского композитора Sergey Prokofyeff, ибо то была одна из крайне немногочисленных в оперном жанре лежачих партий.
Поэтому оба пропустили тот момент, когда профессор выбрался из бумажного сугроба, в который превратилась его кровать и её окрестности, победоносно потрясая пачкой тесно исписанных листков.
Надо сказать, что к этому времени посмотреть на работу молодого (сравнительно с остальными, да и вообще, подумаешь, всего тридцать восемь лет!) светоча алхимии собрался весь преподавательский штат.
- Боже мой, Северус! – восхитился Гораций Слагхорн, бегло просмотрев написанное. – Вы гений!
Подумаешь, открыл Америку! Нормальным людям это стало ясно ещё в шестой части Семикнижья.
Профессора заинтересованно сунулись поближе.
- Смотрите! – воскликнул Слагхорн, тыча толстым пальцем в мелкие Снейповские строчки. – В этом заклинании в одном из слов стояла не та буква! Следовало читать не «alma», а «alba»! Какой, однако, хитроумный метод защиты копирайта! Я, конечно, слыхал об изощрённом коварстве старинных итальянских зельеваров, но столкнуться воочию…
- Это всё замечательно, - нетерпеливо прокричала директриса, - Северус нашёл причину. А он случайно не знает, как теперь бороться с последствиями?
Все посмотрели на Снейпа, который, приосанившись, наконец-то перестал улыбаться робко и застенчиво и усмехнулся вполне по-снейповски: холодно и надменно.
………………………………………………………………………………………………………………
- Гермиона! Любимая! Красавица, богиня, ангел! Пощади! Смилуйся! Давай лучше на кошках!
- Рон, заткнись.
- Умоляю! Не надо! Я боюсь! Я не хочу! Я умру!
- Не говори ерунды. Ничего с тобой не случится.
- Ааа! Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста! Нет! Помогите!
- Перестань психовать. Гарри, подержи его. Вот так. Джинни, давай раствор.
- О, мама мия… прощайте…
- Гарри, клади Рона на диван. Вот так, пусть отдохнёт немного. Ну, и ещё раз за здоровье профессора!..
Бесстрашная староста Гриффиндора отсалютовала друзьям стаканом, в который Джинни только что добавила три капли исправленного зелья. Одним глотком осушив ёмкость, Гермиона внимательно прислушалась к внутренним ощущениям.
- Ну как? – спросили друзья.
- Да никак, - пожала плечами Гермиона; «никак» получился что надо: стакан от резонанса разлетелся вдребезги, со стены упали два гобелена, Гарри, Джинни и Невилла опрокинуло ударной волной, а Рон очнулся.
- Я говорил! Я предупреждал! Меня не слушали!..
- Джинни, давай раствор! – крикнул Гарри.
Джинни торопливо сунула подруге склянку с изобретённым профессором Снейпом нейтрализующим зельем, которое так помогло в прошлый раз, и остатки которого Гермиона предусмотрительно стянула у мадам Помфри.
- Прекрасно, - резюмировала Гермиона уже нормальным голосом. – Испытания завершились благополучно. Можно приступать к основному плану.
- Мама, роди меня обратно! – простонал Рон.
А с той стороны дверного проёма доносились жалобные вопли Полной Дамы, которой простодушный Невилл уже проболтался о коварном зелье «Bella voce»:
- Ну пожалуйста! Ну что вам стоит?! Ну, брызните им на меня! Ну, хоть капельку! Я тоже хочу так петь!!!
Правильно, пусть профессор немного расслабится, а уж потом покажет всем *вырезано цензурой*. Я имела ввиду цензурное выражение, но англичане бы его все равно не поняли.
Последняя строка о профессоре меня особенно порадовала, ибо согласна с предыдущим оратором - пора прекращать этот бедлам)))))
Понравилось очень!
Как я соскучилась по надменной и холодной усмешке профессора!
Я только хотела спросить, когда прода, и ты тут как тут!
Спасибо!
София, сестра-наставница
Тоже рада, что ты вернулась! Прости, твою проду прочту чуть попозже.)))
ЗЫ Хочу книжку доктора Крэйзи!
точно, через 40лет не поможет)))))