Дорога в небо начинается на земле.
Дико извиняюсь, но гет продолжает тормозить. Видимо, это категрически не моё, да и от лица Гарепотера мне писать всегда как-то тесно и тоскливо. Хотя, конечно, писать всё равно придется, но... не сегодня. А сегодня - продолжение Совсем Другой Истории.
Потому что меня, собственно, лишь эти двое интересуют. Все прочие только мешаются под ногами.
Сневилл. Ангст. Хёрт-комфорт. Как положено.
На главы она у меня не делится, поэтому просто - прода. Начало здесь, а за дальнейшее заранее прошу пардону у людей с медицинским образованием. Могу лишь клятвенно заверить их, что писано не от балды, вопрос детских травм и их последствий был изучен мною в течение нескольких часов в Яндексе, после чего почёрпнутые знания подверглись тщательному обобщению, ибо непрофессионала выдают мелкие детали, да и не люблю я, когда в фанфиках много умных слов, а наипаче - специальных терминов.
В комментах.
Потому что меня, собственно, лишь эти двое интересуют. Все прочие только мешаются под ногами.
Сневилл. Ангст. Хёрт-комфорт. Как положено.
На главы она у меня не делится, поэтому просто - прода. Начало здесь, а за дальнейшее заранее прошу пардону у людей с медицинским образованием. Могу лишь клятвенно заверить их, что писано не от балды, вопрос детских травм и их последствий был изучен мною в течение нескольких часов в Яндексе, после чего почёрпнутые знания подверглись тщательному обобщению, ибо непрофессионала выдают мелкие детали, да и не люблю я, когда в фанфиках много умных слов, а наипаче - специальных терминов.
В комментах.
* * *
Когда всё начало возвращаться, я слегка удивился, что это «всё» совсем не такое, как то, которое было раньше. Во-первых, вокруг было очень светло, а когда я смог различать не только свет, но и то, на что он падал, оказалось, что я смотрю в высокий белый потолок Больничного крыла. Мастера поблизости тоже не было – вместо него около моей постели обнаружилась мадам Помфри с подгузником в руках.
- А где?.. – спросил я и закашлялся, потому что в горле было сухо, как в какой-нибудь африканской пустыне.
- О, Мерлин великий! – школьная целительница всплеснула подгузником и засуетилась у прикроватного столика, заставленного какими-то склянками. – Очнулся! Слава Всевышнему!
- А где Мастер? – повторил я свой вопрос после пары глотков клюквенного морса.
- На уроке, где ж ещё ему быть? - ответила мадам Помфри и откинула моё одеяло с недвусмысленным намерением применить подгузник по назначению. Я хотел было натянуть одеяло обратно, но обнаружил, что руки подниматься не хотят и даже пальцы едва шевелятся.
- Не надо, я сам! – всё-таки пискнул я.
- Сам? – удивилась мадам Помфри. – Сам ты сможешь недельки через две. Ну, может, через полторы, если будешь хорошим мальчиком. Ну-ну, перестань, кого здесь стесняться? Поверь мне, милый, за эти полмесяца у тебя не осталось от меня никаких секретов.
- Полмесяца? – на секундочку я даже забыл про стыд. Мне-то казалось, что прошло всего полминуты или того меньше. Пока я удивлялся, целительница успела закатать мою ночную рубашку и…
- Не надо, пожалуйста! – я готов был разреветься от позора.
- Какой ты был замечательный ещё пять минут назад, - вздохнула мадам Помфри. – Тихий, послушный… Ну что мне, Северуса позвать? Так он раньше чем через час не освободится. Хотя, конечно, он будет недоволен, что я без него обошлась, но сегодня ты, дружочек, совсем выбился из графика.
Изрядно озадачив этой тирадой мои бедные, всё ещё заторможенные мозги, мадам Помфри получила возможность сделать своё грязное дело, поскольку я её больше не отвлекал. Пребывая в напряжённых раздумьях относительно слов о гипотетическом недовольстве Мастера (он что, он… мне… сам… да нет, ерунда какая, быть того не может), я даже прослушал начало её рассказа о том, как она
- … прибежала в ваши подземелья, Боже мой, как вы там живёте, это же склеп какой-то!.. Впрочем, я не о том. Я-то сразу поняла, что дело серьёзное, Минерва на пустом месте паниковать не стала бы. Ну, прибежала я, значит, а как увидела – чуть сама к праотцам не отправилась. Бедняжка Минерва, представляешь, каково ей пришлось, она же вас первая нашла! Когда староста Хаффлпаффа пришла к ней выяснять, почему первую пару отменили, а им, то есть, студентам, ничего не сказали. Тут Минерва вспомнила, что всё воскресенье вас обоих не видела, забеспокоилась, конечно. В общем, прибежала я в спальню Северуса и не знаю, кого первого спасать: Минерва в истерике, Северус в обмороке, ты в коме. Ну, тебя я до лучших времён оставила, всё равно ничего нельзя было поделать…
Я снова чуть не расплакался. Особенно меня поразил тот факт, что Мастер принёс меня в свою спальню, хотя моя ближе, и положил на свою постель. Что-то в этом было… такое… нет, не могу, не могу!..
- Ну и вот, - продолжала мадам Помфри, - сначала я долго объясняла Минерве, что вы оба живы, потому что мне была нужна помощь, а она только охала да глаза закатывала. Потом мы с нею привели в чувство Северуса. Три раза. В том смысле, что первые два он обратно падал. Очнётся, на тебя посмотрит, и… Но с третьей попытки мне всё-таки удалось ему втолковать, что ты не умер. Тогда он начал смеяться, как сумасшедший, а я всё антиистерическое зелье уже на Минерву извела. Пришлось просто по щекам отхлестать, чтобы опомнился. Так ведь обиделся, глупый, чуть нас взашей не вытолкал, тебя отдавать не хотел ни в какую, мол, сам лечить буду. Я ему: на себя посмотри, тебя самого лечить надо! Словом, весёлое выдалось утречко, что и говорить!
Потом она ушла, оставив меня в самом умилённом расположении духа. Ведь в дополнение к её словам у меня имелись и собственные воспоминания о том, как он смотрел на меня, чуть живой от горя и яда, как почти поцеловал мою руку… Я, не отрываясь, следил за стрелками часов, висевших над дверью больничной палаты. Ещё сорок… ещё тридцать… ещё двадцать минут – и я снова его увижу. И уж теперь-то обязательно скажу всё, что не успел сказать раньше.
Слишком напряжённое ожидание отняло у меня все мои невеликие пока что силы, и я не заметил, как задремал. Разбудил меня голос мадам Помфри, которая разговаривала с кем-то около дверей. Хотя она и старалась говорить потише, но я сумел расслышать «очнулся… не стала тебя звать… нормально… уснул». А когда я открыл глаза, в изножье моей кровати молчаливым изваянием стоял мой Мастер.
Не более секунды понадобилось ему, чтобы, встретив мой взгляд, спрятать все свои переживания под маской сухой официальности.
- Как вы себя чувствуете, мистер Лонгботтом? – вежливо осведомился он.
- Нормально, сэр, - без энтузиазма отозвался я, горько пожалев о том, что не догадался симулировать что-нибудь драматичное, ну хотя бы приступ астмы.
- Я очень рад, - промолвил он. – Надеюсь, это небольшое приключение научит вас быть ещё более осторожным и внимательным в лаборатории. Желаю вам скорейшего выздоровления. Отдыхайте, не буду вам мешать. Если вы не против, я навещу вас ещё раз. На днях.
- Я не против, - вздохнул я. Разумеется, я не мог сказать ему. Он просто не давал мне такой возможности. Но и совсем промолчать было бы невежливо, а он уже собрался уходить, и…
- Сэр, спасибо вам, - сказал я.
Тонкая рука крепко сжала спинку кровати, но в остальном Мастер держался безупречно.
- Не за что, сэр, - ответил он. – Поскольку я уверен, что на моём месте вы поступили бы так же.
- Не надо… - шепчет Мастер, думая, что меня, как и его, мучает кошмар, разбуженный неосторожным словом. – Забудь, всё прошло…
А сам дрожит и задыхается и хватает меня за руку прямо как тогда. О, если бы он мог понять, что меня жалеть не нужно, что это моё самое счастливое воспоминание! Боль и страх забылись, стёрлись, словно их и не было, а нежность и восхищение ничто не вытравит из моего сердца до самой могилы.
Я убираю грелку с его плеча – всё равно толку от неё никакого. С грелками всегда так: они то жгут, то уже холодные. Я лучше сам его согрею. У меня добрые руки, все говорят, даже профессор Спраут, хоть она и дуется на меня до сих пор за то, что я «предал» Гербологию. И Мастеру постоянно выговаривает, что он «украл» у неё самого способного студента. Мастер на её ворчанье только фыркает: да нужен мне ваш Лонгботтом, как сучок в глазу, забирайте хоть сейчас! А сам потом гордый ходит, словно мальчишка, выигравший в плюй-камни какую-нибудь ерундовину. Право, иногда я всерьёз задумываюсь, кто из нас двоих старше. Не как учёный, конечно, тут мне ловить нечего, но в остальном…
- Ты такой смешной и странный, - говорю я, поскольку Мастер снова томится духом в каком-то тоскливом наваждении и услышать меня уже не может, - великий маг и великий неудачник. Храбр как лев и пуглив как ящерица. И словно бы каждое несчастье на этой земле норовит приключиться именно с тобой…
На воротнике его ночной рубашки всего пять пуговиц - было. Две из них Мастер оторвал, когда в прошлом бреду ему вдруг привиделось, будто его снова хотят упечь в Азкабан, и дементоры уже надели на него кандалы с тесным ошейником. Ещё две пуговицы висят на ниточке, мне остаётся расстегнуть всего одну. Я осторожно просовываю руку под влажную измятую ткань, провожу ладонью по левой ключице. Она короче, чем правая, тонкая кость изогнута неестественно – следствие неправильно сросшегося перелома. Из-за этого все беды. Мастер не знает, когда он умудрился так покалечиться, он помнит себя только лет с семи, и уже тогда он старался надеть на себя побольше одежды, чтобы скрыть «уродство». Значит, несчастье случилось ещё раньше. Мне, в общем, наплевать – когда именно, меня больше интересует другое: почему его не лечили? Когда Северус, будучи на первом курсе, впервые попал в Больничное крыло, мадам Помфри только покачала головой и сказала, что теперь ничего не исправишь: плечевой сустав уже несколько лет развивается неправильно, да и не только он, и рано или поздно это аукнется. Вот и сбылось, когда Мастеру перевалило за сорок, а от здоровья, и без того неважного, после всех передряг остались одни воспоминания.
Ещё мадам Помфри сказала, что, вообще-то, редко кому удаётся сломать ключицу так «удачно», как ему. Дети довольно часто их ломают, но большинство переломов срастается нормально даже и без помощи врачей. А даже если и не очень нормально, то осложнения, тем более такие, возникают крайне редко. Но я же говорил – Мастер просто удивительно невезучий человек. Он и сам, когда немного выпьет, шутит, что «если в Северной Америке с секвойи упадёт шишка, то всё равно на мою голову».
- Ну вот почему, почему, а? – спрашиваю я, с укоризной глядя в измученное лицо. – Это же несправедливо! Ну, подумаешь, сбился с пути по молодости, с кем не бывает! Ты же исправился! О, если бы я был Богом! Я бы дал тебе всё, что может пожелать человек, я бы избавил тебя даже от тени страдания!
Но увы. Всё, что я могу – положить руку на худое плечо и так замереть – в надежде, что тепло моей ладони облегчит боль. Минуты ползут и ползут, Мастер тяжело дышит и вздрагивает в забытьи, потом тихо просит воды.
Приходится мне вставать и готовить питьё: вода с лимонным соком будет ему полезнее простой воды, я ещё и укрепляющего зелья туда добавлю…
Мастер делает пару глотков и внезапно открывает глаза. Но в сознание не возвращается, это совершенно ясно. Я не знаю, кто примерещился ему в эти мгновения вместо меня: бледное лицо озаряется восторгом, словно Мастеру предстал по меньшей мере архангел.
- Я ждал тебя… так долго!..
- Ну вот я и пришёл, - мне ужасно не хочется его разочаровывать. В чёрных глазах слёзы радости и такое безграничное доверие, что… Эта мысль рождается сама собой.
Я, в общем, неплохой легиллимент. А по меркам среднестатистического волшебника – можно сказать, что хороший. Пару раз на занятиях мне даже удавалось пробить защиту Мастера, но я едва успевал проникнуть в его сознание: через мгновение он вышвыривал меня оттуда, как паршивого щенка, и разглядеть что-либо я не успевал, а голова после таких трюков у меня болела сутки. Но сейчас он открыт и беззащитен, как ребёнок, так почему бы мне не попытаться?
Я наклоняюсь над ним и сжимаю ладонями его голову.
- Северус, вспомни, как ты был маленьким. Вспомни, кто тебя обижал. Не бойся, я буду рядом, я смогу тебе помочь.
В тот же миг тёмный вихрь подхватывает меня и уносит на грязную узкую улочку. Пятеро мальчишек припёрли к стенке одного: он утирает кровь с разбитой губы и сжимает кулаки, сдаваться он не собирается.
Жирный молочник в грязном белом фартуке трясёт его за шкирку, как котёнка, и грозит сдать «подлого ворюгу» полиции, если ещё раз застукает паршивца около своей тележки. Увесистая оплеуха едва не сбивает мальчишку с ног. Опять не то…
Ещё несколько чётких картинок, а потом начинается сумбур и неразбериха, и я понимаю, что нахожусь на верном пути, я погружаюсь в прошлое, которого Мастер не помнит. То есть, думает, будто не помнит. Всем известно, что человеческая душа не забывает ни единого мгновения своего бытия. А значит, память можно пробудить.
В потоке неясных образов, лишь половина из которых реальна, а остальные – порождения детских ночных кошмаров, мне вдруг очень отчётливо видится узкая деревянная лестница. По ней поднимается очень маленький мальчик. Ему года три или четыре, а впрочем, я плохо разбираюсь в детях и их возрастах. Мальчик хватается правой рукой за стену, чтобы не упасть, и это странно: ведь слева от него перила, держаться за которые гораздо удобнее. Мальчик идёт на ощупь, зажмурив глаза и прикусив губу, потом останавливается передохнуть, осторожно трогает себя за левое плечо, отдёргивает руку и, не сдержавшись, издаёт жалобный писк.
Тотчас наверху хлопает дверь, и нервный женский голос требует, чтобы Северус немедленно перестал шуметь и беспокоить отца и сейчас же ложился в постель, а иначе ему несдобровать.
Достаточно. Я нашёл то, что нужно, и мучить Мастера дольше не хочу. Сквозь зыбкую муть растревоженной памяти я продолжаю видеть его глаза, и в них больше нет восторга, их снова заполнила боль. Я выхватываю из рукава волшебную палочку.
- Отдай это мне, Северус, - тихо прошу я, приставляя её кончик к блестящему от пота виску.
Он подчиняется, и я бережно вытягиваю на свет голубоватую прядь воспоминаний. Найти пустой флакон не проблема: на прикроватном столике их уже с десяток. Я плотно затыкаю сосуд пробковой крышкой и улыбаюсь впервые за эти дни. Теперь у меня есть надежда.
Угу, я такой жэстокий жэнсчин...
Агнст похоже не лечится, это хроническое))))))
(нервно) Дааа! Прочла, не отрываясь. Всё как в сказке: чем дальше, тем страшнее
А меня больше всего впечатлило даже не плечико маленького Севушки, хотя, конечно, тоже сердце щемит, а подгузники для Невилла...
Так это было трогательно и беззащитно... Не представляю, как бы я себя чувствовала на его месте... Мне пока еще ни разу не приходилось быть в таком положении...
Не, я бы и тогда не хотела.))
Он подчиняется, и я бережно вытягиваю на свет голубоватую прядь воспоминаний Чудесно!
Прошу разъяснения - как это мадам Помфри "всплеснула подгузником! Это что-то новое!?
Вероника, сестра -странница , истину глаголешь!
Как творческие успехи?
Пластилиновые детальки прорабатываю (ушки, пальчики
Хотела написать Вам несколько слов о "Фениксах", да вот не знаю, уместно ли это здесь.
Так вот: как-то так получилось, что я наткнулась на кладезь фанфиков, а конкретно -- на "Куда улетают фениксы". Стала читать, да и увлеклась -- очень уж язык хорош. И профессор изменился, и Невилл. А ведь именно изменения в человеке, хоть бы он и литературный герой всего лишь, трогают душу глубже всего... Так что я совершенно согласна с Вашим предупреждением относительно ООС: может, кому-то это всё так и увидится, но мне вот, как и Вам, --нет. (Правда же, люди умеют меняться. Просто время прошло, да и история с известными теперь всему магическому миру воспоминаниями профессора не могла не изменить его. Хотя не только это, конечно)
Поначалу мне казалось, что эмоционально -- уж как-то слишком (муж спросил: наверно, женщина писала, диалоги очень напряжённо-эмоциональные. Но ему понравилось). Но потом я поняла, что решись я написать словами то, что фантазировалось, получилось бы с тем же накалом.
Думала, что фанфики пишут, наверно, юные девочки. Но когда прочитала о последних днях Северуса, уже седого, потеряла дар речи... это было прекрасно... в этом была мудрость.
"Просто светло мне стало в этом мире." "Не бойся, это не навсегда!.." Что уж тут скажешь: у этой сказки пронзительный и счастливый конец, как это бывает в жизни -- радость и боль одновременно...
И ещё я подумала, что "не навсегда" -- это не про продолжение (хоть и прочитала бы его с удовольствием), а о совсем другом...
А что дальше предполагается? В смысле, раз сюжеты уже сложились - можно ли попросить их пересказ?..
Не обещаю, что получится написать, но... мысль попробовать есть.